Труды по истории Москвы - Страница 134


К оглавлению

134

Историки литературы, как правило, ограничиваются указаниями на церковные центры переписки и составления книг. Но Москва обладала и гражданским центром, учреждением, которое занималось переводами с иностранных языков, преимущественно с латинского и немецкого. Это был Посольский приказ, при котором состоял штат писцов и толмачей. Как доказал А. И. Соболевский, толмачам Посольского двора поручалось составление переводов разных сочинений, главным образом, написанных на польском и латинском языках. Толмачи переводили и с восточных языков, в частности, с турецкого и татарского. Хорошие образцы таких переводов содержатся в посольских книгах XVI в., хранящихся теперь в Центральном государственном архиве древних актов (ЦГАДА).

Довольно внушительные библиотеки принадлежали некоторым боярам, судя по записям на отдельных экземплярах, оставшихся от этих книжных собраний. Мало известно нам о царской библиотеке, но таковая, несомненно, существовала. Иностранные и русские свидетельства сообщают о громадной библиотеке латинских и греческих рукописей, принадлежавшей московским царям. Теперь уже можно с определенностью утверждать, что рассказы иностранцев об этой библиотеке были основаны на действительном факте, а не только на легендах.

В Москве впервые зародилось русское книгопечатание. Настоящим годом его возникновения «при митрополите Макарии» надо считать 1553 год. Печатное дело нашло поддержку Ивана Грозного, тогда еще человека молодого и отзывчивого на новые начинания. В 1563 г. началось официальное печатание книг, которому предшествовал выпуск так называемых безвыходных изданий, книг, вышедших без обозначения времени и места их напечатания. В 1564 г. появился на свет первенец царской типографии – знаменитый первопечатный Апостол, результат трудов двух русских мастеров – Ивана Федорова и Петра Мстиславца.

Книгопечатание в Москве было трагически нарушено в 1565 г. отъездом первопечатников в Литовское великое княжество, но оно стояло на прочных ногах и возобновилось уже через три года. На этот раз печатниками были Никита Тарасьев и Невежа Тимофеев, может быть, ученики первопечатников. С этого времени книгопечатание долгое время находится в руках одной и той же фамилии. Невеже Тимофееву наследует сын его Андроник Тимофеев, работающий при царях Федоре Ивановиче и Борисе Годунове. Он выпускает ряд книг, в послесловиях к которым называет себя Андроником Тимофеевым Невежею. Ему наследует его сын Иван Андроников сын Невежин. Он так и подписывается на Апостоле 1606 г., напечатанном при Дмитрии Самозванце: «напечатана же бысть сия богодухновенная книга художством и труды многогрешнаго Ивана Андроникова сына Невежииа и прочих сработников, трудившихся любезными труды».

Печатный двор в Москве XVI в. занимал уже почетное место среди других учреждений столицы. По словам летописца, при Борисе Годунове «печатали книги: Еуангелья, Апостолы, Псалтыри, Часовники, Минеи общие, Триоди постные и цветные, Охтаи, Служебники. А печатаны в розных городех». К сожалению, издания, напечатанные в других городах России того времени, пока не обнаружены.

Печатное дело требовало не только технического мастерства, но и определенного литературного таланта. Большие и витиеватые послесловия к книгам, сочиненные первопечатниками и утвержденные царем и митрополитом, – источник очень своеобразный и пока еще не изученный. Чего стоит, например, изложение титула Лжедмитрия в Апостоле 1606 г., напечатанного «повелением благочестия поборника и божественных велений изрядна ревнителя, благовернаго и христолюбиваго исконнаго государя всея великия Росии крестоноснаго царя и великаго князя Дмитрия Ивановича всея Росии самодержца».

В Москве сосредоточивались лучшие художники и мастера тогдашней России. Они принимали участие в росписи московских соборов и церквей, расписывали Грановитую палату с ее аллегорическими изображениями, выполняли большие иконописные композиции, подобные изображению воинствующей церкви в Мироваренной палате в Кремле. Из Москвы посылали архитекторов для строительства городов. Сюда собирали лучших зодчих, подобных Барме и Постнику, строителям Покровского собора (Василия Блаженного). В Москве находились любители, своего рода болельщики того времени, восхищавшиеся новыми постройками. «Во дни благочестиваго царя и великаго князя Федора Ивановича всея Русии, – читаем в одном летописце, – зделаны верхи у Троицы и у Покрова на рву розными образцы и железом немецким обиты и от пожару от самаго не бысть верхов на тех храмех». Под пожаром, видимо, понимается большой пожар Москвы в 1571 г.

Как говорилось выше, Москва давала для страны лучших пушечных и колокольных мастеров. Странные и необычные замыслы различного рода технических усовершенствований предлагались иногда царскому двору. Об одном из таких любопытных случаев рассказывает летописец. Некий человек из Твери заявил, что он может делать золото. Его привели в Москву и заставили делать опыты, но «не дашася ему такая мудрость». Царь приказал боярам пытать тверского алхимика вместе с его учеником. Алхимик оправдывался тем, что он, как и раньше, кладет в сосуд зелье и водку, однако, ничего не получается. Не выдержав мучений, оба алхимика отравились ртутью «и в той муке и преставися».

Москва была своего рода законодательницей мод. По московским образцам старались одеваться щеголи того времени, карикатурные изображения которых дал в своих посланиях митрополит Даниил.

Лучшие образцы вооружения и конских уборов обозначались почтительным термином «на московское дело». В столицу собирались со всех концов страны для покупки различного рода товаров. Одним словом, Москва XVI в. была застрельщиком всего нового, что создавалось в стране. Недаром русские люди горько оплакивали разорение своей столицы интервентами. «Преславная, но и паче превеликая Москва, – восклицает Катырев—Ростовский, – коль немилостиво раскопана и тяжкими пореваема падении, и стрелницы твои высоки низу опровержеся». Тот же автор дальше добавляет: «Слышанна же сия бывшая победа во всех градех московских, яко превеликая Москва разрушена и раскопанна, и плакашеся о таковой победе вси людие».

134